Глава 29 (2)
Мальчишка увернулся от возникшего перед ним клинка в последний миг, уходя в сторону на согнутых ногах и одновременно зажигая сейбер отца. Падая на руку, он взмахнул перед собой мечом, сдерживая Палпатина, и в следующий миг превратил движение в сальто назад.
Тут же встал на ноги, чтобы успеть повернуться и выставить руку против несущегося к нему каменного постамента, разбивая его встречным ударом Силы на тысячу мелких осколков, которые, разлетаясь, больно жалили руки и лицо; но Скайуокеру было не до них, он едва успел повернуться обратно, чтобы поднять меч навстречу наступающему клинку.
Палпатин накинулся с серией коротких, быстрых и ритмичных ударов, ища изъяны и проверяя слабые места. Плечи и руки мальчишки серьезно пострадали во время взрыва, и еще не прошло года после его восстановления – которое было успешным, но на их уровне мастерства любая, даже самая маленькая уязвимость имела значение. Различие между победой и смертью могла составить доля секунды, толика градуса наклона.
Первая атака в основном была направлена на правую сторону Скайуокера – в поиске ее недостатков; но тот держался крепко, отступив под натиском лишь на шаг в сторону; отклоняя каждый удар, противостоя любому продвижению и, в конечном счете, беря инициативу на себя - чтобы отодвинуть Палпатина назад на три поспешных шага, прежде чем тот оторвался и осторожно ступил вне досягаемости мальчишки.
Несмотря на то, что он лично совершенствовал мастерство Скайуокера в первые годы, Палпатин всегда избегал поединков с ним; фактически он не терпел никакого выказывания своих умений - однако всегда пользовался возможностью понаблюдать, чему научился мальчишка и дать ему свои наставления. Таким образом, Скайуокер мало что знал о навыках Палпатина, тогда как тот знал своего Волка весьма обстоятельно – что всегда было преимуществом.
Он знал, что мальчишка легок и подвижен, отважен и смел. Знал, что тот вступал в бой только когда его терпению приходил конец – а значит, его можно было спровоцировать на ошибку. Знал, что после первого взрыва агрессии Скайуокер успокоится и начнет думать: искать слабости противника, возможности в особенностях местности, все, что можно было бы использовать для неожиданного удара и нестандартной тактики. И он знал, что мальчишка полностью посвятит себя бою, который уже начался; что он задействует любой шанс, не оставит без внимания ни одного варианта. Скайуокер был проворен и в разуме, и в теле, а мастерство владения мечом было его постоянным интересом. Он проводил бесконечные часы в тренировках – а потому у его техники было немного недостатков, но зато много достоинств – достаточных для серьезной угрозы.
Но были и другие слабости. Когда Скайуокер дрался с отцом, он явно рассчитывал на честный бой; он не хотел – или, что еще более важно, не чувствовал потребности - использовать Силу каким-либо иным способом, кроме как в сражении на мечах. Палпатина же честность поединка волновала меньше всего, он никогда не придерживался каких-то нравственных правил, это было не в его характере; но, с другой стороны, мальчишка знал об этом - вопрос был в том, возьмет ли он с него пример? Подобные размышления едва ли поколебали уверенность Палпатина, но заставили больше сконцентрировать разум. Мальчишка был лжив и неверен. Такое предательство заслуживало только одного ответа.
Он стремительно ступил вперед, отбивая клинок Скайуокера в сторону и в тот же момент ударяя Силой по диафрагме мальчишки. Этого было достаточно, чтобы тот отшатнулся назад – с трудом переводя дыхание. Видя открывшуюся брешь, Палпатин быстро продвинулся в зону защиты мальчишки…. И увидел, насколько по-настоящему быстр был его противник.
Вместо того чтобы попытаться поднять свой меч, Скайуокер выгнулся назад и вновь, используя руку как пружину, ловко сделал обратное сальто, успевая соткать клинком позади себя стену света - чтобы не подпустить противника.
Палпатин остановился, мгновение сомневаясь, понимал ли мальчишка, как близко к краю подиума он находился, но Скайуокер объединил проворное и внезапное сальто с полуповоротом, что помогло ему благополучно приземлиться, крепко встав на ноги у подножия возвышения – лишь чуть наклонившись вперед для поглощения эффекта удара.
Из-за сделанного в воздухе поворота он оказался спиной к Палпатину, и ситх, не медля, прыгнул к нему тремя длинными шагами, намереваясь использовать это кажущееся преимущество и завершить атаку. Но приземлившийся Скайуокер использовал кинетическую энергию высокого сальто для разворота на пятках и, полуприседая, ушел от приближающегося клинка; не успел он выпрямиться, как его собственный меч пришел в движение – находясь в непосредственной близи к телу он вдруг резко стегнул вверх в широком мощном ударе наотмашь.
Ирония. Но только относительная медлительность Палпатина, вступившего в маневр, спасла ему жизнь - оставив на полшага дальше взметнувшегося клинка, должного перерубить его от бедра до плеча. Лезвие с шипением прошло по ткани его плаща, когда он неистово затормозил и пошел на попятную.
Скайуокер не стал тратить время на сетования и уже – быстрее удара сердца - шел в наступление.
Палпатин отступал в сторону, высокий подиум оказался за его спиной; теряя позиции под градом быстрых ударов, он смог остановить этот натиск лишь когда протянулся Силой к массивному трону Солнечных лучей. Тяжелое, громоздкое седалище начало двигаться вперед с резким скрежещущим звуком, Палпатин готовился запустить им в незащищенную сторону мальчишки, как он сделал чуть раньше с каменным постаментом...
Но Скайуокер не желал совершать одну ошибку дважды и на сей раз лишь взглянул в сторону, разделяя свое внимание; он даже не протягивал руку, однако Палпатин ощутил мощный противовес, сдерживающий трон и, как только он отпустил захват, тот повалился назад с громовым глухим звуком, разошедшимся эхом по всему залу. Огромное чеканное солнце, формирующее спинку, выдолбило тонкие борозды по краю мраморного полукруга, украшавшего некогда зал Совета Джедаев.
Но это дало Палпатину шанс отступить еще на два шага, увеличивая расстояние между ними – так что, когда мальчишка повернул взгляд обратно, его противник был вне досягаемости. Несколько секунд они смотрели друг на друга, обретая равновесие и готовясь продолжить бой, и за это время Палпатин заново оценил свой взгляд.
Он никогда не был слеп к скорости и силе своего молодого ученика, а Скайуокер давно не был больше новичком, его реакции были отшлифованы, техника исполнения точна. Усердные тренировки – единственное обучение, которому он никогда не противился - сформировали из него мастера искусства владения клинком. Он вобрал в себя все, что ему преподавал требовательный Палпатин, когда готовил к поединку с отцом… - и впоследствии мальчишка посвятил еще больше времени совершенству полученных умений, маниакально оттачивая свое мастерство день за днем, полностью отдаваясь подготовке к…
Грудь Палпатина тяжело напряглась, глаза сузились, и он вонзился взглядом в Скайуокера. Все те часы, посвященные тренировкам… Палпатин всегда думал о них, как о способе уклониться от собраний двора с его нравственным разложением, или как об одном из пунктов плана по подготовке к очередной встрече с Вейдером - чтобы разобраться с ним окончательно, когда получит наконец разрешение закончить поединок, который прервал Палпатин. Но в свете откровений Джейд было ясно, что это не так. С холодной уверенностью в силу вступила правда: все те потраченные часы были отмерены без сомнений против...
Осознание наполнило Палпатина ледяной яростью.
Вот, что было в голове Скайокера: этот миг. Каждое упражнение, каждое ката, каждое продвижение и совершенствование. Все вело к одному, все сосредотачивалось на одном – на этом моменте.
Этом поединке.
Этой задаче,
этой цели...
этом предательстве.
-
Ты! - выплюнул Палпатин обвинение, ядовито желтые глаза пылали. - Ты всегда хотел мою Империю - хотел мою власть для себя. Вот почему ты сговорился с Вейдером!
- Тогда почему было не убить
меня? - Скайуокер почти кричал в ответ, слова были исполнены ярости и острой вины. - Почему он? Это я не повиновался...
Я бросил вызов - не он!
- Ты более полезен для меня - несмотря на твои амбиции.
- И все? - пронзительно крикнул мальчишка, недоверчиво. - Это предел вашего сострадания - вашей с ним связи? Вы сказали мне, что создали Энакина. Вы использовали Силу, чтобы создать жизнь, и в результате получился он. Вы
создали его! Он был частью вас... вашим сыном.
- Он был испорчен, - отклонил Палпатин без тени сожаления. - Его связь с Силой была ослаблена.
- Он оставался по-прежнему вашим! Частью вас! Вы не можете отрицать эту связь, это родство.
- Я говорил тебе раньше - нужно быть готовым отказаться от прошлого, чтобы получить будущее.
В течение долгих секунд Скайуокер только смотрел на ситха, просто уставился на него, полностью потеряв дар речи...
Наконец он медленно кивнул, и завеса холодной отчужденности опустилась на ранее шокированные и гневные глаза; черты лица залил кроваво-красный жар сейбера. Зазвучал низкий, неприятно резкий и полный насмешки голос.
- Вы правы. Вы правы, Мастер. Я не должен позволять прошлому влиять на настоящие решения - я не должен терпеть ничего, что хоть как-то удерживает меня... ничего вообще. Вы хотите, чтобы я учился в ногах моего выдающегося Мастера? Тогда я делаю это. Я отрекаюсь от вас. Я отказываюсь от любой связи с вами. Ваши притязания на родство и наследственность -
ничто. Не имеют значения. У вас нет никакого наследника - никакой династии. Ваше правление заканчивается сегодня. И по вашему собственному выбору вы умрете одиноким и брошенным.
Палпатин был оскорблен этим потоком заявлений:
- Если бы только твоя сила равнялась твоим амбициям. Возможно, тогда у тебя и была бы возможность забрать у меня Империю...
- Я не
хочу вашу драгоценную...
- Тогда что же? - прошипел он. - Ты пришел драться со мной - что это, если не амбиции?
Мальчик покачал головой, в неверии, и горе заставило его бросить яростные слова, прежде чем он даже подумал как-то осмыслить их:
- Это
возмездие.
И Палпатин частично вернул собственное самообладание, слыша, сколько боли и безутешного отчаяния было в этих эмоционально вырвавшихся словах – вызвавших его широкую, подначивающую усмешку. Он увидел прекрасное оружие, способное подвести его обвинителя к ошибке - слишком очевидную вину Скайуокера в смерти его отца.
- Ты целиком и полностью обвиняешь меня… Но ты же, безусловно, знал, что был заменою отца, дитя. В тот миг, когда ты превзошел его в поединке, ты определил его судьбу. Ты доказал, что более силен... Ты же
понимал, что как только я установлю над тобой полный контроль, как над ним, он станет лишним.
- Но вы не установили его, - опроверг Скайуокер, на дикие раненые глаза падали тени темных прядей волос в тусклом свете. - Вы
не взяли контроль надо мной, не полностью... Вы никогда не управляли мной так, как хотели - так почему вы убили его?
- ...Значит, ты действительно понимал. – Палпатин склонил голову в безжалостном развлечении на откровение мальчишки – на его жалкую слабость. - Так поэтому ты так сопротивлялся? Всегда был таким непредсказуемым и непостоянным, год за годом. Сознательно непокорным. Каждый раз, когда я думал, что могу доверять тебе, каждый раз, когда я говорил тебе это... ты сходил с пути, чтобы опровергнуть мои слова, не так ли? Ты полагал, что можешь купить его жизнь своим непослушанием - держать так своего отца в безопасности? Ничто не могло сделать это, дитя. Я работаю по своим собственным планам, не твоим.
- Ваши
планы подписали вам смертный приговор, - поклялся мальчишка. - Вы привели все в движение -
вы развязали мне руки!
И с этим разгневанным обвинительным заключением к Палпатину пришло резкое понимание того, что он действительно сделал. То, что он рассматривал как сдерживающее и действенное наказание за неповиновение приказу, как гарантию, что больше таких нарушений не будет, имело совсем другой эффект.
Устранив Вейдера, он невольно убрал
все ограничения.
Но Палпатин никогда и не искал других мотивов и побуждений мальчишки, он всегда верил в свое абсолютное владение им. Верил, что только
его влияние управляло Скайуокером – и, возможно, какое-то время, когда Палпатин только обратил его, так и было. Но правда состояла в том, что лежащий в основе контроль Палпатина, ограничивающий реакции мальчишки и формирующий его действия, заключался в одном факте – в жизни его отца. И именно это было необходимо, чтобы держать Скайуокера в узде.
Весь контроль, который Император держал над ним, бессознательно зависел от одного единственного фактора... И теперь Палпатин весьма эффективно устранил этот доминирующий над остальными ограничитель.
”Если ты сразишь меня… ты сделаешь меня более могущественным, чем можешь себе представить."Внезапно Палпатин понял загадочные слова Вейдера, сказанные им ранее в этот день - когда он принял свою судьбу; понял, что он знал об этом - что хотел умереть. Хотел дать своему сыну свободу, хотел подтолкнуть и обеспечить движущей потребностью наконец действовать.
Чтобы уничтожить Палпатина, как когда-то Палпатин поступил с собственным Мастером. Все еще тяжело дыша от последних напряженных усилий, ситх стиснул гнилые зубы против несправедливости этой ситуации – против того, что Вейдер все-таки обошел своего Мастера; нашел в конце концов силы разорвать узы, сдерживающие его в течение нескольких десятилетий - и при этом натравил на Палпатина его протеже.
Пес, который так долго съеживался в ногах своего владельца, наконец выпустил зубы - и теперь волк обонял кровь.
- Ваше время на исходе, - объявил Скайуокер, понукая своего противника – и опуская клинок в приглашении напасть на него.
Палпатин сузил желтые глаза, неуверенный, что подразумевал мальчишка, и Скайуокер улыбнулся, покачивая острием рубинового клинка, пока делал медленный обход вокруг своего старого Мастера, сохраняя дистанцию недосягаемости.
- Минуты. То, что вы преподавали мне, Мастер; опыт против выносливости - у бывалого дуэлянта есть только несколько минут для завершения поединка с более юным противником. Поскольку, если он не сможет победить быстро, его преимущество становится слабостью. Все те годы опыта становятся просто годами... Вы уже устали, а вашего противника еще даже не пробил пот. - Люк усмехнулся в открытой провокации. - Разве не об этом вы говорили - самый сильный волк опередит других.
- Я говорил, что опыт преодолевает силу, - возразил он.
Но мальчишку это не напугало.
- И все же я по-прежнему стою здесь - а вы все больше устаете. Так что вам нужно, чтобы побить опыт и силу, Мастер? У вас осталась минута, чтобы найти это.
Палпатин решительно стиснул зубы в ответ на оскорбительное подстрекательство, подсознательно понимая, что сказанное было правдой. Он знал, что больше не обладает скоростью и ловкостью мальчишки, знал, что после первого шквала ударов, остальная часть его атак была нацелена на уход от прямого сражения, ища вместо этого альтернативный вариант, способный привести поединок к убедительному концу.
Скайуокер снова остановился, провернув рукоять сейбера так, что ее тыльная часть уперлась ему в ладонь, а алый клинок встал вертикально острием вниз позади тела – в продолжающемся открытом приглашении к атаке. Палпатин колебался, лучше зная теперь о реакциях мальчишки, зная, что тот был совсем не так уязвим, как казался; ноги Скайуокера занимали тщательно рассчитанную позицию, плечи уже повернулись, чтобы ответить мощью на любой хитрый удар. Это был один из его любимых ходов: соблазнить – чтобы потом сильно и неожиданно ударить; его скорость и проворство вполне соответствовали такой задаче.
Поэтому Палпатин оставался на месте, не отвечая на приглашение... и мальчишка усмехнулся, продолжая провоцировать дальше; свободная ладонь повернулась в вопросительном жесте, а брови поднялись в немом вопросе:
боитесь?
И Палпатин вскипел; он почти вышел вперед, почти попался в ловушку - настолько он был взбешен этим предположением. Но вовремя одернул себя.
Опыт сдержал его вопреки вопиющему подстрекательству.
О, он видел так много от себя в мальчишке...
И мальчишка понял его мысль, признал ее; он сам способствовал и потворствовал ей, стремясь показать Палпатину свою общность с ним.
- Ты манипулирующая маленькая тварь, - прорычал он в ярости.
Скайуокер только улыбнулся, ничуть не задетый:
- Я учился у лучшего из учителей.
Гримаса холодного развлечения на возмущение Мастера скрутила губы Люка в удовлетворении. Сейчас, здесь, испытывая по-прежнему горящие внутри потрясение и гнев от смерти отца, ему было так легко манипулировать человеком, который оторвал от Люка то, что еще оставалось; просто в качестве наказания… урока. Что ж теперь наступила очередь Люка преподавать… и было очень много, чего его Мастер не знал, очень много, что становилось ясным только в этот последний час.
- Достаточно отдохнули? - спросил Люк с сухой насмешкой. - Или вам нужно немного еще?
И Император все же прыгнул вперед, высоко подняв меч; Люк встретил удар, и его клинок сместился по нисходящей к руке противника. Но в последнюю секунду Палпатин сделал еще шаг и крутнул мечом вверх и в сторону, лишая тем самым встречный удар Люка всякого импульса и вынуждая отступить, расцепляя мечи - в противном случае защита Скайуокера была бы прорвана.
Палпатин растянул серые губы в самодовольной насмешке:
- Мудрый Мастер никогда не учит всему, что знает.
Люк так же криво улыбнулся, не впечатленный:
- Верно. Но мудрый ученик понимает, что он должен смотреть дальше поставленных рамок, чтобы закончить обучение.
- Этого не хватит, чтобы спастись, дитя. Не сейчас - не от меня. Это всегда было невозможно. У тебя нет силы противостоять Мастеру Ситхов. Я уничтожил тысячу джедаев в их расцвете; думаешь, еще один что-то значит для меня? Или ты полагаешь, что все те мастера джедаи, приходившие прежде, обладали меньшим мужеством, чем ты или меньшей решимостью? Ты серьезно ставишь себя выше всех них? Что может быть у тебя, чего не было у остальных…
- Не тратьте впустую свое дыхание, - Люк огрызнулся презрительно. - Это старые, давно изученные уроки. Вы слишком часто уже использовали их, Мастер. Половина борьбы находится в голове, разве не этому вы меня учили? Если я посвящаю себя победе - если я
верю, что сражу вас, я уже на полпути к победе. Я знаю, что я хочу и знаю, к чему способен. Все, что говорите
вы, все, что вы думаете - не играет никакой роли. Мои волки ушли, Мастер. Единственное, что находится сейчас в моей тени, это вы. Ваш волк прямо здесь - как вы называли его? - тьма и судьба.
- О, я знаю, к чему ты способен, - прошипел Палпатин. - К предательству и лжи. Я знаю, что ты хочешь - мою власть, мой титул... мою Империю.
Люк покачал головой, вновь неуловимо приближаясь - скрывая свое продвижение позади медленного кружения вокруг противника:
- Вы неправы. Мне не нужна ваша Империя - только вы, Мастер. Но я возьму ее, потому что это единственное, что когда-либо имело ценность для вас, и это то, что причинит вам наибольшую боль. Мне серьезно плевать на вашу драгоценную Империю... я только хочу причинить вам боль. Если бы вы оставили меня в покое, я, вероятно, все еще обрабатывал бы пыль на той засохшей маленькой планете, но вы не могли перенести мысль, что мог существовать кто-то с потенциалом остановить вас.
Вы пришли за
мной. - Это Вейдер преследовал тебя, - начал Палпатин, но Люк не желал слушать – не желал позволять своему убеждению быть расколотым.
- Вы сделали это. Вы создали меня, не мой отец -
Вы! Вы создали своего волка - вы исполнили видение. Вы сами
сделали своего убийцу.
- Лжец! Ты хочешь власти.
- Нет. Я только хочу забрать ее у вас. И когда я сделаю это, когда я возьму вашу власть и ваше положение, я посвящу себя единственному, Мастер. Поскольку мне недостаточно просто убить вас. Вы разрушили мою жизнь – вы безжалостно отрезали от нее часть за частью, пока Люк Скайуокер не исчез навсегда, и я это - все, что осталось. Я - все, чем
вы сделали меня. Люк Скайуокер убил бы вас, но мне этого недостаточно. Больше нет. Вы научили меня подобному. Поэтому когда я заберу вашу власть, я посвящу себя уничтожению каждого маломальского следа того, что вы когда-либо существовали. Каждой записи, каждого изображения, каждого документа, каждой статуи.
Всего. В течение десятилетия вы исчезнете, словно вас никогда не существовало. И затем я возьму ваш пепел и рассею по ветру... Вся эта работа, все ваши амбиции, ваша власть, ваша драгоценная династия ситхов, все сведется к нулю. Пыли на ветру.
Вот чего я хочу... - Он выдал дикую усмешку, несогласованные глаза были подобны ледяному огню. - Остановите меня, если сможете.
Грубо оскорбленный Палпатин выбросил руку, и Люк ощутил напряжение в Силе, опасность, бегущую холодным предупреждением по спине и всеохватывающую ярость Палпатина, дающую ему невероятную концентрацию и мощь…
Высоко за спиной Люка раздался тяжелый, душераздирающий треск, звук трущегося, сдвигающегося камня.
Он не поворачивался; но вместо этого сосредоточился на огромном, каменном снаряде, надвигающемся на него – верхней части одной из рифленых колонн, идущих вдоль зала; протянулся и взял ее собственным крепким хватом Силы, добавляя свою скорость и чуть меняя траекторию. Каменная глыба пронеслась над ним, едва он успел присесть, настолько близко, что прошелестели кончики его волос.
Палпатин, конечно, понял, что сотворил, но совместный импульс двух могущественных сил был слишком невероятен, чтобы успеть остановить его с расстояния двух шагов. Он выбросил руки навстречу в одно мгновение с тем, когда массивная секция мраморного столба – размером с истребитель - раскалываясь, ударила его в поспешно возведенные щиты. Палпатина отшвырнуло назад, бросая на спину и волоча по гладкому полу в волнах развевающихся красно-черных одежд.
Люк двинулся к нему с неумолимой решимостью на лице, как только рухнула позади оставшаяся без верхнего крепления колонна – раскалывая пол и покрывая находящихся неподалеку людей огромным облаком пыли.