А добил бы - и не было 4,5,6, а возможно и 7,8,9 эпизодов!

Тишина тюремных помещений Храма с непривычки давила на уши. Все, что Энакин слышал – звуки собственных шагов и дыхания, почти неестественно громкие в этих каменных стенах. Вокруг не было ни души: охрану от повелителя ситхов надежно отделяли бронированная дверь, энергетический щит и длинный коридор со множеством ответвлений. Свет, льющийся с тусклых ламп под потолком, почти не доставал до пустующих камер, и те тонули в зловещем полумраке. Насколько Энакин знал из разговора со старшим техником Храма, тюрьма снабжалась энергией из автономного источника, и его – древнего, бездействовавшего столетиями, – едва хватало, чтобы поддерживать в рабочем состоянии систему защиты. На мелочах вроде освещения приходилось экономить.

"Наскоро запущенный генератор, сотни лет простоявший без дела и техобслуживания? Не самая надежная защита".

Энакин готов был поклясться, что слышал негромкий старческий смешок. Стиснув зубы, он мысленно послал ситха ко всем чертям – ощущая скорее злость и досаду, чем смятение. Вернее, старательно гоня это чувство прочь: раздумывая, то ли Палпатин настолько силен, что способен лезть в его мысли, то ли у него самого не все ладно с головой, недолго и свихнуться.

– Не ожидал увидеть тебя здесь так скоро, Энакин.

Энакину потребовалось все его самообладание, чтобы не вздрогнуть, услышав этот тихий голос прямо у себя за спиной. Юноша развернулся на месте, готовый в любой момент выхватить световой меч... и едва зубами от досады не скрипнул: как оказалось, он чуть не прошел мимо нужной камеры, даже не посмотрев в ее сторону. Что, в принципе, немудрено: эта клетушка была так же скудно освещена, как и все остальные, и не привлекала к себе внимания ровным счетом ничем – разве что тускло горел красным индикатор на дверной решетке. Фигура старика, неподвижно сидевшего на койке, в этом полумраке легко могла сойти за неясную тень.

Настораживало другое. Сейчас Энакин чувствовал Палпатина в Силе настолько отчетливо, что без труда отыскал бы его камеру закрытыми глазами... но каких-то несколько секунд назад Сидиус, казалось, находился везде и нигде конкретно: его незримое присутствие в равной степени ощущалось и в помещениях охраны, и в этом коридоре.

Нет, это даже не "настораживало": более доходчиво сообщить об угрозе могла разве что надрывающаяся сирена.

– Значит, все-таки ожидали, лорд Сидиус? – процедил Энакин, непроизвольно сжимая пальцы на рукояти меча. – И наверняка заготовили для меня красивую речь? Вопросы, подталкивающие меня к верным выводам? Ранкорью дозу отеческого сочувствия? Поберегите время.

Энакин и сам не ожидал, что эти слова прозвучат с такой злобой, выдающей горечь, скрывающуюся за ней. Мерзко это было – сознавать, что человек, которому он верил, которым восхищался... да хатт побери, к которому относился чуть ли не как к отцу! – все это время видел его лишь полезным инструментом. Оружием, которое в нужный момент можно будет повернуть против своих врагов.

Может, Сидиус и преувеличивал тогда, говоря, что ситхи и джедаи во многом схожи между собой, но некоторое сходство определенно присутствовало.

– Зачем же? – бывший канцлер рассмеялся – сухим, кашляющим смехом, совершенно не похожим на его привычный. – Времени у меня пока в избытке... я бы даже сказал, что его слишком много.

Не было похоже, что заключение сильно волновало Сидиуса. В его голосе сквозила легкая досада, как если бы перспектива собственной казни или пожизненного заключения казалась ему каким-то мелким неудобством.

– Но вы его даром не теряли, как я погляжу, – проговорил Энакин, едва не переходя на рык. Сделал шаг вперед, почти вплотную приблизившись к решетке. – Неужели вы думали, что я ничего не пойму? Что снова приму ваши мороки за чистую монету? Не сыграла ваша ставка на меня, милорд. Пора бы вам это понять.

Сидиус наконец соизволил обернуться. В тусклом, размытом свете черты его лица виделись нечетко и смазанно, но взгляд – изучающий, пристальный – Энакин кожей чувствовал на себе. И ощущение это было не из приятных.

– Ты о видениях, надо полагать? – осведомился ситх холодно. В его голосе, вопреки обыкновению, не было ни намека на участливость и теплоту – и за это Энакин был почти благодарен: фальшь ему до тошноты надоела. – Ты думал, они прекратятся с моим арестом? Глупо, Энакин. Хотя я и могу понять твое желание списать их на мой обман: дар предвидения часто показывает нам картины, которых мы совсем не хотели бы видеть.

– И все же вам о них известно. Если это не ваших рук дело, как вы можете знать, что я видел?

Сидиус чуть подался вперед, и игра светотени жутковато исказила его черты: саркастическая усмешка на секунду стала безумным оскалом, едва не заставившим Энакина отпрянуть от отвращения.

– Энакин, твое высокое мнение о моих способностях мне льстит. Но влиять на чужие видения... если я когда-нибудь сумею овладеть подобной техникой, то буду считать это своим личным достижением.

Ложь. Энакин не сомневался в этом. Он был уверен, что Сидиус скажет нечто подобное. Уверен...

– Не считайте меня за идиота. Вы знали о Падме. Знали, что в своих видения я вижу ее гибель. Я никогда не рассказывал вам об этом, и все же вы знали!

Последнюю фразу он почти выкрикнул, и эхо еще пару секунд носилось по коридорам тюрьмы. Палпатин спокойно дожидался конца тирады, не шелохнувшись и ни на мгновение не отводя взгляда. Когда Энакин тяжело выдохнул, переводя дух и мысленно кляня себя за то, что позволил себе такие эмоции в присутствии ситха, тот невозмутимо осведомился:

– Высказался? Хорошо. А теперь послушай меня. И постарайся не перебивать.

Нечто такое было в его голосе, что заставило Энакина безропотно прикусить язык. Ему самому стало не по себе от той поспешности, от этой полудетской готовности стыдливо подчиниться старшему...

"Будь он проклят. Что со мной происходит?"

Палпатин тем временем продолжал говорить, и каждое его слово, каким бы спокойным ни казался голос, отзывалось металлическим лязгом.

– Во-первых, о Падме ты мне ничего не рассказывал, это верно. Но неужели ты думаешь, что о ваших отношениях никому неизвестно? Еще немного, и по коридорам Сената начнут ходить непристойные анекдоты, настолько хорошо вы скрываете свою связь! Во-вторых, – Палпатин сделал короткую паузу, наверняка отметив, как шумно выдохнул Энакин и дернулось его лицо, – ты зря считаешь свой дар предвидения уникальным. Многие одаренные способны видеть будущее, не имея даже элементарного обучения – в чем ты, к слову, немногим отличаешься от уличного мальчишки, которому посчастливилось родиться чувствительным к Силе. Мне неизвестно, что ты видел – вполне достаточно того, что видел я. Смерть Падме Амидалы встречается во множестве вариаций будущего, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: то, что для меня является незначительной деталью, тебя будет мучить неотступно, днями и ночами. Не стоит приписывать мне способности, которыми я – к величайшему своему огорчению – не обладаю.

Энакин молчал – безумно желая поспорить и не находясь с ответом. Склизкий, холодный комочек сомнения, все это время сидевший в груди, стремительно разрастался, мешая дышать. Юноша был готов к мягким увещеваниям, красивым и витиеватым фразам – но в словах Палпатина звучала хлесткая искренность. То, что Энакин меньше всего ожидал услышать... то, что он услышать безумно боялся.

– Во множестве вариаций будущего? – вопрос сорвался с языка прежде чем Энакин успел толком понять, что собирается сказать. – Падме... – он мысленно выругался на хаттезе, с трудом подавив желание со всей силы заехать себе по лбу. – Выходит, вы способны видеть несколько событий одновременно? Как такое возможно?

– Тренировки, мальчик мой, долгие годы тренировок. Джедаи в своем фатализме не видят преимуществ, что дает способность не безвольно плыть по течению Силы, а анализировать его... они, насколько мне известно, предпочитают констатировать факт, что будущее находится в непрерывном движении, – он презрительно фыркнул, демонстрируя свое отношение к такому подходу. – Не будь ты так парализован страхом перед грядущей трагедией, так зациклен на ней, то смог бы увидеть и другие вероятности... впрочем, вряд ли ты нашел бы большинство из них привлекательными.

За бешеным стуком крови в висках слова ситха звучали приглушенно, но оттого не менее отвратительно. Хотелось, просунув руку сквозь прутья решетки, схватить его за горло и сдавливать до тех пор, пока он не сознается что все это – ложь... и что, хатт возьми, он хотел сказать своей последней фразой.

– Вы знаете, что должно случиться, – прохрипел Энакин так сипло, будто его самого кто-то душил. – Иначе не стали бы говорить все это. Чего вы добиваетесь?

Палпатин равнодушно пожал плечами и отвернулся, устало прикрыв глаза. Сейчас он вновь стал напоминать того человека, которого Энакин знал большую часть жизни – а не того, кто все чаще мелькал за этой маской в последние годы.

– Я уже добился почти всего, чего хотел, Энакин. Кроме твоего спасения.

– Моего спасения? – Энакин хрипло хохотнул, хотя веселье было последним, что он сейчас испытывал. – По-моему, это вы сейчас за решеткой, а не я.

– Верно. И за это я тебе даже благодарен – как за спасение моей жизни, так и за твою... честность и верность долгу, – слова прозвучали без тени насмешки, но в таком контексте, что впору принять их за оскорбление. – Магистр Винду оказал мне огромную услугу, так любезно пойдя против всех мыслимых и немыслимых законов Республики.

– Вы выдаете желаемое за действительное. Вашу судьбу решит Сенат, и с чего вы взяли...

– С того, мальчик мой, что я занимаюсь политикой дольше, чем ты живешь на свете, – Сидиус снисходительно улыбнулся. – Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Не стоит повторять восторженные глупости за Падме... она хорошая девочка, но наивна, как ребенок.

Энакин понимал. Военные гарнизоны на каждой мало-мальски значимой планете, флоты, размещенные с тем самым блестящим расчетом, что так восхищал его раньше, злобные шепотки, как шелест сухой листвы проносящиеся по рядам клонов при виде джедаев... да даже если Сенат вдруг объявит Палпатина воплощением вселенского зла, его сил хватит, чтобы вновь захватить власть в Республике за считанные дни!

А ведь он видел это. Видел, как все произойдет. Война. Черный дым над Храмом. Арест Падме.

Энакин так крепко сжал челюсть, что зубы начало сводить от напряжения. Стиснув кулаки, почувствовал, что перчатка на его настоящей руке насквозь промокла от пота.

– Умно, – прошипел он с ненавистью. – Вы все прекрасно спланировали, лорд Сидиус. Просто превосходно. А если вы умрете здесь? Что тогда?

Палпатин искоса взглянул на него. Не было похоже, что угроза ситха впечатлила.

– Тогда джедаи совершат еще одну чудовищную ошибку, которая сделает их уничтожение неминуемым. Не самый благоприятный вариант для меня, но для Ордена – не лучше прочих.

Он помолчал, давая Энакину возможность обдумать сказанное. А тот все старался заглушить подленький голосок, твердящий, что все это – горькая, но правда. Галактика уже катилась ко всем чертям, и теперь вопрос лишь в том, как глубоко она скатится.

– Энакин, – голос Палпатина донесся, как издалека. – Я не стану сейчас произносить красивых речей о том, как все, что я сделал, было необходимо для блага галактики. Не стану говорить, что превратить Республику в государство, способное не на словах, а на деле обеспечить большинству своих граждан мир и процветание, можно лишь перековав ее в горниле войны. Ты поймешь это много позже – когда твои дети будут расти в галактике, на знающей войн и внутренних распрей, когда твоя милая жена увидит, как просто на самом деле защитить мирную планету от посягательств алчных корпораций... но пока мне нечем подкрепить свои обещания, увы. Пойми одно: перемены уже не остановить – а они обычно безжалостны к тем, кто не способен адаптироваться к новым условиям. У тебя еще есть шанс спасти и себя, и свою семью. Надеюсь, ты им воспользуешься, пока не поздно.

Знает Сила, Энакин был готов услышать нечто подобное. Даже формулировки примерно себе представлял. Но, хатт побери, почему так трудно возразить? Почему эти слова кажутся такими... логичными?

– Снова играете в доброго дядюшку? – бросил он с горечью. – Неправдоподобно, лорд Сидиус. Что до ваших угроз, то пока в камере находитесь вы, а не члены Совета. Не слишком-то вяжется с образом побеждающей стороны.

Развернувшись, он широко и твердо зашагал к выходу из тюремного блока. Костеря себя последними словами за то, вообще приходил. А перед глазами все сменяли друг друга проклятые картины: сражения в космосе и на земле, черные клубы дыма над Храмом, арест Падме...

"Еще не поздно предотвратить это. Главное – найти способ".

Шикарно, вообще шикарно, плюс неоднозначность Палпатина не черный не белый и не оправдывающийся, и Энакин в путе интриг, и почему мне по наивному хочется, чтобы Энакин слушался Палпатина
У меня просто такое ощущение, что Энакин уже проиграл
Смерть или арест, что будет с Падме?! Ну и с детьми естественно.

Спасибо Ура, я это прописала)



Может потому, что Палыч, в принципе, дело говорит?) Но принять это не то что тяжело - почти невозможно. Все-таки Энакин к предательству не склонен по своей натуре.



Не скажу Но два варианта - это еще не все)

В приемной директора ССБ Мейсу Винду пришлось прождать не менее полутора часов. Хотя адъютант и заверял, что уважаемого магистра примут при первой же возможности, минут через тридцать у Мейса появилось подозрение, что Айсард эту возможность изыскивать совершенно не торопится, а об уважении к представителю Ордена и вовсе велел упомянуть для красного словца. Прождав с час, магистр в этом мнении укрепился окончательно. Через полтора – был абсолютно уверен, что его осознанно пытаются оскорбить.

Мейс досадливо поморщился: вполне ожидаемое поведение для Палпатинского прихвостня – особенно для этого. Арманд Айсард и прежде воспринимал необходимость сотрудничества с Орденом с отчетливым зубовным скрежетом – а сейчас от этого человека и вовсе отборного хаттеза в качестве приветствия можно ожидать. Оставалось только надеяться, что гордыня директора все же не заглушила голос разума.

Послышался шорох открывающейся двери, но Мейс не подал виду, что слышал: все так же стоял перед панорамным окном, заложив руки за спину.

– Магистр Винду. Чем обязан?

Голос больше походил на лай сторожевого пса: отрывистый, низкий и откровенно неприветливый. Обернувшись, Мейс встретился взглядом с рослым, крепко сложенным мужчиной лет пятидесяти. Вид его был так же далек от любезного, как и слова: на широком костистом лице с тяжелой челюстью и резкими, крупными чертами явственно читалось недовольство; светло-голубые глаза смотрели цепко и неприязненно.

– Причина моего визита вам известна, директор, – немногим более учтиво ответил Мейс, оборачиваясь и коротко кивая в знак приветствия.

Айсард и таким подобием вежливости себя утруждать не стал. Пройдя к столу для совещаний, он с хмурым видом указал на ряд кресел вдоль него:

– Присаживайтесь.

Мейс невозмутимо воспользовался приглашением, но про себя с раздражением отметил, что и здесь директор не удержался от почти откровенного хамства: учитывая т-образную форму стола, Айсарду следовало бы занять место напротив посетителя, чтобы тому не пришлось постоянно вертеть головой. А так Мейс не только вынужден был сидеть вполоборота к собеседнику, но и смотреть на него снизу вверх: высота кресел была подобрана с умом, чтобы скомпенсировать даже такой немаленький рост, каким обладал магистр.

– Итак? – протянул Айсард, сцепляя пальцы в замок. – У меня мало времени, магистр. Прошу изложить суть вашего дела.
На лице Мейса заиграли желваки, его глаза угрожающе сузились.

"Будто сам не знает, в чем суть дела, мерзавец..."

– Тела магистров Фисто, Тийна и Колара, – произнес он с нажимом, чеканя каждое слово. – От имени Ордена джедаев я требую их выдачи для медицинской экспертизы и последующего погребения. Не стоит делать вид, что вы не получали подобного запроса из Храма, директор.

В какой-то момент могло показаться, что Айсард и вовсе не слышал этих слов: ни на йоту не изменившись в лице, он продолжал смотреть на магистра все тем же холодным, изучающим взглядом. Мейс, в свою очередь, тоже не спешил отводить глаза, из-за чего со стороны мужчины напоминали двух крупных ворнскров, борющихся за главенство в стае.

– Запрос я получил, – наконец ответил директор. Негромко и очень, очень спокойно. – И ответ на него дал вполне однозначный. Не вижу смысла повторяться, магистр Винду.

– Ваше нежелание идти на сотрудничество не делает вам чести, – холодно произнес Мейс, чуть подаваясь вперед. – Со стороны это выглядит так, будто вы намеренно покрываете опаснейшего преступника. Надеюсь, вам не нужно напоминать содержание Руусанского билля, положений которого об Ордене ситхов...

Взглядом Мейса можно было металл гнуть. Но Арманд Айсард, похоже, был сделан из материала покрепче.

– Никто не отменял, – невозмутимо закончил он. – Включая верховного канцлера Палпатина, в отношении которого вы упорно выдвигаете нелепые и бездоказательные обвинения.

От возмущения Мейс едва не сбился с дыхания. Слов, чтобы выразить его отношение к этой наглости, хватало разве что в хаттезе, сдерживаться от использования которого стало неожиданно тяжело.

– Нелепые и бездоказательные?! – прогремел магистр. И без того обладая внушительным телосложением, он будто стал шире в плечах и выше ростом – даже хитро подобранная высота кресел потеряла весь свой эффект. – Что за фарс вы здесь устраиваете, господин директор? Трое магистров Ордена убиты с помощью светового меча – и вы по-прежнему заявляете, что обвинения в адрес Дарта Сидиуса "нелепы и бездоказательны"?

Айсард криво усмехнулся – гаденькой такой усмешкой, ядовитой. Его взгляд мог своей холодностью посоперничать с проклятыми льдами Зиоста.

– Вы хотите сказать, что трое погибших магистров – насколько мне известно, могущественных воинов и ветеранов многих сражений, – были убиты канцлером Палпатином? Человеком преклонных лет, застигнутым врасплох вашим вторжением? Прошу простить мне скепсис.

– Он простителен, – процедил Мейс, хотя весь его вид говорил об обратном, – для человека, не знакомого с могуществом Силы. Но вам следует понимать...

– Более того, – Айсард чуть повысил голос и вскинул руку, призывая собеседника замолчать. – Если на миг предположить, что ваша версия верна, – еще одна желчная ухмылка вполне ясно давала понять, как директор к этому предположению относится, – и канцлер в самом деле является этим мифическим Дартом Сидиусом и обладает таким могуществом, то как вы объясните свое присутствие здесь?

– Что вы имеете в виду?

– Насколько я могу судить, вы живы. Что же, вы настолько сильнее своих товарищей по Высшему Совету?

Мейс мог бы сейчас пуститься в пространные объяснения, рассказывая и о тонкостях техники ваапад, и о том, как многое ему дали секунды подготовки, оплаченные жизнями павших магистров... мог бы – но смысла в этом не видел: что с Айсардом добром не договориться, он подозревал с самого начала – а сейчас убедился в этом окончательно.

– И что это, по-вашему, доказывает?

– Что ваша версия не выдерживает критики. Даже главный аргумент в ее пользу порождает больше вопросов, чем ответов. А вот твердые факты складываются в довольно неприглядную картину: вскоре после того, как Орден джедаев лишился значительной части своих полномочий и привилегий, четверо магистров арестовывают канцлера и объявляют его врагом Республики. Без доказательств и санкции Сената на арест. Надеюсь, вы понимаете, почему я не спешу принимать ваши слова на веру?

– Доказательства, – Мейс недовольно дернул уголком рта: говорить так о телах павших товарищей показалось ему циничным и кощунственным, – находятся в вашем распоряжении. Раны от светового меча невозможно ни с чем спутать. Какие еще "твердые факты" вам требуются?

Вопрос прозвучал мрачно, почти угрожающе. По всему выходило, что директору факты никакие не требовались – обвинение в государственной измене и вооруженный конвой пришлись бы куда более кстати. Как же отчаянно Мейс жалел, что сейчас не может обеспечить ему ни первого, ни второго...

– Магистр Винду, – Айсарду, похоже, этот фарс тоже наскучил: теперь он даже не утруждался скрыть злость, и слова его звучали резко, почти грубо. – Я не знаю, чего вы сейчас добиваетесь: пытаетесь меня в чем-то убедить, запугать или вовсе... – поморщившись, он плавно повел рукой по воздуху, – ...использовать этот ваш трюк с сознанием, но и первое, и второе, и третье получается у вас отвратительно. Считаете, что сможете использовать раны ваших собратьев как доказательство вины канцлера? Не стоит торопиться, магистр – ведь экспертиза может прийти к выводам, сильно противоречащим вашей версии.

– К каким еще выводам?! – рявкнул Мейс, отшвыривая кресло в сторону и нависая над оппонентом. – Я был там. Я сражался с ситхом и потерял в бою троих братьев! И вы знаете, что это правда, директор. Не пытайтесь лгать мне.

– Вас я во лжи не обвинял. По крайней мере, пока не обвинял, – на лице Айсарда не дрогнул ни один мускул – только взгляд стал совершенно убийственным. – Скажу вам по секрету, я делаю все возможное, чтобы некоторые мои коллеги не спешили с выводами... а они ведь напрашиваются, магистр. Особенно если вспомнить, что в последнее время канцлер всерьез беспокоился за свою безопасность, – а потому около недели назад приказал оборудовать свой кабинет лазерными растяжками с системой распознавания "свой-чужой". Характер повреждений, которые оставляет эта модель, практически идентичен ранам от светового меча. И поверьте мне, в сработавшую охранную систему здравомыслящему человеку верится куда охотнее, чем в историю о зарубившем троих магистров старике.

От человека, добровольно служащего ситху, можно было ожидать чего угодно – но от такой наглой лжи Мейс на какой-то миг потерял дар речи. Он стоял молча, тяжело дыша, и про себя перебирал довольно-таки внушительный арсенал ругательств – как на хаттезе и Всеобщем, так и на других языках. Это неплохо успокаивало, помогая обрести внутренний покой.

– Вижу, у вас все продумано, директор? – осведомился он ровно, будто и не было этой вспышки гнева. – А вас не беспокоит, что правда может открыться, несмотря на все ваши старания?

– Не понимаю, о чем вы, магистр. Если медицинская экспертиза подтвердит вашу версию, я незамедлительно вас извещу. Пока же... – Айсард выдержал многозначительную паузу, посмотрев на собеседника с неприкрытой угрозой, – я не стану делать поспешных выводов. Чего и вам впредь не советую.

Не давая собеседнику возможности ответить, он активировал интерком. Дверь приемной тут же распахнулась, и на пороге возник адъютант.

– Роджерс, проводите магистра Винду к выходу, – бросил Айсард, даже не взглянув в сторону юноши. – Мы закончили.

Мейс угрожающе сузил глаза. Наклонившись вперед, негромко, но твердо произнес:

– Это мы еще посмотрим, директор.

В его голосе слышались отдаленные раскаты грома.

Мэйс таки дурак. Ведь из кабинета со светошашкой на своих вышел только он. И вывод напашивается...

Да, его действия вообще блещут продуманностью. Вот и результат соответствующий.

Вот чем мне нравится автор: у него персонажи живые. Они поступают как живые, а не так, как надо. Поэтому никогда не знаешь, что они выкинут в следующий момент.

А вот интересно, неужели Орден такой беззубый, что не сможет ответить на ложь Айсард адекватно? Если не сможет, то как он продержался столько веков?

Почему же не сможет... здесь и сейчас - не сможет. Но если бы эта сцена не имела последствий, она была бы не нужна в тексте, правда? К тому же Палпатин хорошенько позаботился о том, чтобы зубы у Ордена повырывать: Айсард не для красного словца упомянул о том, что Орден многих привилегий и полномочий лишился. Что, кстати, канонный факт: если посмотреть на вырезанные сцены, то выходит, что Винду "заговор против джедаев" почувствовал после того, как их канцлеру подчинили.

*А потом оно растроилось :/

***

***

Да, невольно на ум приходит история Ордена Тамплиеров. И все-таки, Орден джедаев вовсе не абсолютное зло, чтобы желать его падения. Ну я во всяком случае не желаю. Надеюсь, он сумеет адекватно ответить Палпатину и иже с ним. А иначе победа Императора получается слишком легкой, как мне кажется.

Сходство есть, да) Интересно, а Лукас, часом, не ею вдохновлялся - хотя бы отчасти? Абсолютное зло - это вообще понятие дискуссионное, и оно точно не про джедаев (хотя и не люблю я их).

Палпатин легкой победы не получит: у Органы и ко. есть в рукаве серьезный козырь, который они пока не спешат доставать. И это, кстати, не тела джедаев... только команду Палпатина надо отвлечь, чтобы никто из нее не понял, что противники затевают.

Всегда восхищалась твоей фантазией

Нуу... спасибо

Апартаменты главы Департамента юстиции не отличались особой роскошью. Обстановка, выдержанная в спокойных светлых тонах, была простой и изящной, без излишеств: явно делалась для себя, а не напоказ. Роланд Артемиус вообще не терпел показушности во всех проявлениях, считая ее признаком в лучшем случае раздутого тщеславия, а в худшем – органичного сочетания последнего со скудостью ума. Ни в том, ни в другом главного республиканского законника не упрекнул бы и злейший враг – коих у него, к слову, хватало с избытком.

Бейл Органа считал огромной своей удачей, что враги у него с этим умным и опасным человеком оказались общие. Вокруг Палпатина и так собралось слишком много личностей, переходить дорогу которым было смерти подобно, чтобы упускать такого союзника. Ходили слухи, что этот немолодой уже мужчина с добрым лицом и стальным взглядом мог состряпать уголовное дело на любого человека в Республике, только имя укажи...

...Жутковатая репутация. Но сейчас Бейл искренне жалел, что она, хоть и имела под собой основания, полностью правдива не была.

– В последнюю нашу встречу с магистром Винду, – Артемиус, отпив ароматного травяного настоя, с негромким звяканьем поставил чашку на стол, – я предупреждал его, что разговаривать с Армандом Айсардом бесполезно. Это очень упрямый и амбициозный человек, который, к тому же, так увяз в этой грязной игре, что выйдет из нее либо победителем... – он сделал паузу, улыбнувшись уголком губ, – ...прошу прощения, верным слугой победителя, – либо, образно выражаясь, вперед ногами. А может статься, что и не образно.

Похоже, сама мысль о таком исходе событий доставляла Артемиусу удовольствие: от его прищуренных глаз к вискам протянулась сеточка тонких морщин, отчего приятное лицо мужчины стало казаться еще более располагающим и добродушным. Только взгляд остался под стать стальному цвету радужки.

– Насколько мне известно, это магистр Йода высказался за то, чтобы дать ему шанс, – Бейл сопроводил эти слова легким пожатием плеч: мол, не простому смертному сомневаться в решении старейшего мастера-джедая. – Джедаи предпочитают не начинать разговоры с угроз.

– Возможно, им реже приходилось бы пускать в ход световые мечи, будь это иначе, – ухватив кусочек сахара серебряными столовыми щипцами, Артемиус бросил его в чашку. С задумчивым, даже философским видом помешал напиток и с видимым удовольствием пригубил. – С некоторыми людьми решительно невозможно разговаривать, если нельзя подкрепить свои предложения парой-тройкой неприятных альтернатив.

– Увы, это верно, – ровно произнес Бейл, ничем не выдав своего отвращения: хотя альдераанцу и самому нередко приходилось идти наперекор принципам и совести, ему претило такое потребительское отношение к закону – будто к оружию. Но как ни мерзко, именно такое сейчас и требовалось. – К сожалению, информация, которой располагает Арманд Айсард, вынуждает к общению с ним.

Бейл с трудом удержался от того, чтобы беспокойно поддернуть рукава костюма: дурная привычка, казалось бы, давно изжитая, неожиданно вновь напомнила о себе. На протяжении всего разговора он не мог отделаться от ощущения, что все его мысли, опасения и недомолвки для Артемиуса – что открытая книга.

Крайне неприятное ощущение. Нервирующее.

– А опасность, которую он собой представляет, вынуждает с ним считаться, – понимающе хмыкнул Артемиус. – Требуется немалая смелость, чтобы проголосовать против Палпатина, когда шею сжимает железная рука ССБ, не так ли?

Бейл мрачно кивнул. С тех пор, как организация Айсарда набрала силу, нельзя было пройти по коридорам Сената и удержаться от нервного взгляда через плечо: все казалось, что спину буравит чей-то пристальный взгляд. Незримое присутствие ССБ ощущалось повсюду: что на Корусканте, что за его пределами. Бейл даже не был уверен, что до его родного Альдераана не дотянулись щупальца этого ядовитого спрута. Точнее сказать, был абсолютно уверен: дотянулись. Не знал только, как далеко и глубоко проникли.

– Совершенно верно.

– И вы хотите, чтобы я эту руку несколько... ослабил?

"Будто ты сам этого не хочешь".

– Это пришлось бы как нельзя кстати. Человек вроде Айсарда ведь не может быть чист перед законом, не так ли?

На лицо Артемиуса будто тень набежала. Казалось бы, оно не потеряло и толики своего благодушия, но взгляд, и прежде холодный, совсем заледенел, а улыбка неуловимо изменилась: чуть более резкий, напряженный изгиб губ сделал ее ядовитой и жестокой.

– О да, разумеется. Мои руки коротковаты, чтобы дотянуться до его должностных преступлений... но он еще и человек. Отец, муж... вернее, был им до недавнего времени. Знаете ведь о его супруге, Габриэлле? Заметная была женщина. Красавица, светская львица...

– Была. До тех пор, пока не оказалась в списках пропавших без вести, – подтвердил Бейл. – Я догадывался, что вы не забыли об этом деле.

Естественно, Бейл не "догадывался" – он был уверен. В тот раз Айсард нанес Артемиусу сокрушительное поражение, которое старый хищник не мог ни забыть, ни тем более спустить врагу с рук. Директор не только отвел от себя все обвинения в убийстве жены, но и втоптал Департамент юстиции в грязь: вскоре после начала официального расследования следователя, который его вел, уличили в получении взятки в особо крупных размерах и связях с работорговцами, орудовавшими в ту пору на Корусканте. Этот скандал послужил началом настоящей травли: на Департамент напускали одну проверку за другой, поливали грязью в СМИ, приостанавливали полномочия целых отделов, чуть ли не поголовно допрашивали сотрудников – от простого клерка до высшего руководства. Многих из них арестовали, многие лишились должностей, даже сам Артемиус насилу отбился от градом посыпавшихся на него обвинений... естественно, дело Габриэллы Айсард закрыли до лучших времен.

Таких, как эти, например.

– О таких вещах я никогда не забываю, сенатор Органа, – произнес Артемиус так мягко и добродушно, что Бейла пробрала дрожь. – Это дело я понемногу копаю еще с тех пор... информацию, конечно, приходится выуживать по крупицам, но и их накопилось достаточно, чтобы заставить Айсарда понервничать.

Он подлил себе еще настоя, и начавший было выветриваться терпкий горьковатый запах снова наполнил гостиную.

– И в то же время у меня слишком мало улик, чтобы шантажировать его, – заметив, как передернуло Бейла от этих слов, Артемиус коротко хохотнул:

– Ох, Бейл, не кривитесь вы так, словно я вас оскорбил! Вы ведь именно о шантаже меня просили, не стоит стесняться называть вещи своими именами. Так вот, сразу хочу вас предупредить: если вы в самом деле планируете с моей помощью выбить из Айсарда свидетельства против канцлера, то можете об этих чаяниях забыть. Я не волшебник, и в такие сжатые сроки столь увесистого компромата не найду.

Бейл даже не потрудился сделать вид, что услышанное его удивило или разочаровало: Артемиус только что подтвердил его собственные догадки, не более. Время, когда оружие лучше держать в рукаве, давно ушло, и старик не преминул бы пустить свое в ход... если бы был уверен, что оно достаточно смертоносно.

– Боюсь, господин Артемиус, вы превратно меня поняли. Я прошу вас не о шантаже, а о продолжении расследования.
Официальном или нет – не столь важно. Главное, чтобы Айсард почувствовал опасность и оказался вынужден защищаться.

Артемиус с ответом не спешил: откинувшись на спинку кресла, он неспешно потягивал свой настой и задумчиво смотрел на собеседника поверх фарфоровой чашки. Бейл незамедлительно подметил, что глаза старика обрели необычный для них блеск и живость.

– Знаете, Бейл, – протянул он наконец, улыбнувшись – как ни странно, на сей раз искренне, – был момент, когда я даже испугался: решил, будто вы хватаетесь за последнюю соломинку. В подобной ситуации рассчитывать на удачу, гипотетические улики и гипотетический же компромат... с такими планами немудрено подумать, что положение не просто сложное, а катастрофическое. Но если посмотреть с этого ракурса... расследование, говорите? Хотите отвлечь внимание от чего-то? Заставить Айсарда увлечься отражением моих атак и упустить из виду куда более серьезную угрозу?

– Вы прекрасно уловили суть. Так вы сумеете это устроить?

– Поручиться за успех, конечно, не могу – мы на войне, как-никак, а она дама непредсказуемая, – но понервничать Айсарда заставлю. И его, и Пестажа, и некоторых представителей карманной Палпатинской военщины. Какое-то время этим господам будет, чем заняться, – казалось, Артемиус уже смакует предстоящее дело. Его лицо приобрело жутковатое выражение: на нем отразились и азарт, и жестокость, и даже мечтательность.

В который Бейл раз мысленно поблагодарил Силу за то, что этот человек на его стороне. В данный момент, по крайней мере.

– Ничего иного я от вас и не прошу. В очередной раз благодарю за помощь, господин Артемиус.

Поднявшись на ноги, они обменялись крепкими рукопожатиями: может быть, руки Артемиуса и выглядели хилыми, но их хватка была цепкой и сильной не только в фигуральном смысле.

Вежливо улыбнувшись, Бейл попытался осторожно стряхнуть ладонь старика, но тот не спешил разжимать пальцы.

– Что бы вы ни задумали, Бейл, я надеюсь, что ваш план сработает, – произнес он, глядя сенатору прямо в глаза. – Помните:
если мы проиграем, то отправимся на свалку истории вместе с Орденом джедаев. Думаю, вам не нужно напоминать, как на нее обычно попадают?

"Через бесчестье, кровь и смерть. Я хорошо учил историю, господин Артемиус".

– Не нужно. Лично я предпочту отправить туда Палпатина вместе с его свитой.

– А говорят, альдераанцы – сплошь пацифисты. Рад, что встречаются исключения вроде вас, сенатор.

Бейл промолчал. Даже вежливая улыбка будто сама собой исчезла с губ.

Он-то как раз был совсем не рад оказаться таким исключением. Но кто-то же должен?

Даа... В политической борьбе у джедаев все шансы на победу... Прям как в войне клонов. Как там пел Высоцкий?

"Я бросил свой завод, хоть в общем, был не вправе,
Засел за словари на совесть и на страх,
Но что ей до того! Она уже в Варшаве,
Мы снова говорим на разных языках..."

Республиканцы тыкают палками в хвост дракона, считая, что это змея.

Играй они честно, то шансы действительно были бы невелики. Но как вы думаете, от чего там Бейл так внимание Айсарда хочет отвлечь?)

Если не от организации "приказа №66 наоборот", то от неизбежной гражданской войны вместо переворота. Хотя... Это понятия взаимопроникающие, ибо если Бейл и Ко начнут репрессии, то военные взбунтуются немедленно. Личности вроде Сталина у них нет, да и сам Сталин сумел вывернуться только потому, что у безопасников и "регионалов" были свои варианты заговора и он смог их всех натравить друг на друга (и внутри ведомств тоже). Но здесь... Без шансов. Безопасники вполне спелись с военными, а корпуса Юстиции для внутренней разборки не хватит. Сожрутс. Даже вместе с джедаями.

Я хотел сказать, что палпатиновцы вообще затеяли саму политическую и юридическую игру ровно для одного - потянуть время. Войска к столице стягиваются, так что тут как с Утапау: ты проиграл просто потому, что противник играет в другую игру. Попробуй поставить мат противнику, который играет в боулинг на твоей шахматной доске!

Хорошая версия. Очень правдоподобная. А дальше я молчу, ибо если начну что-то подтверждать или опровергать, то понапишу спойлеров и сама не замечу)

А разве Вы уже не подтвердили?

Я думаю, что не надо списывать джедаев со счетов. Да и прочих республиканцев. Не зря же Альянс держался так долго и победил в конце концов. Так что враги примерно в равных весовых категориях.

Насчет планов проимперцев - да, я и не скрывала) А вот Органа и его союзники не так просты, как кажутся.

Ну, Империя с Альянсом не были в равных весовых категориях: Империю уничтожил, по сути, не Альянс, а междоусобная грызня высокопоставленных имперцев. Но и сказать, что республиканцы не смогут доставить проблем - тоже неверно. Вспоминая тот же Альянс) Тем более сейчас у них ресурсов все-таки больше, чем во времена Империи, а сама Империя еще не окрепла и на ноги не встала.

Время в любом случае работает на Палпатина, и все эти отвлекалочки только потянут за собой дополнительные проблемы в будущем у победившей стороны. А вот Артемиусу не стоит забывать, что ведомство Айсарда специализируется на внезапных мимолетающих кирпичах.

Думаю, он наловчился уворачиваться за столько-то лет: желающих устроить ему внезапное падение кирпича на голову было предостаточно даже до прихода Палпатина к власти.

Время, как правило, работает на того у кого есть голова. Вот и посмотрим, чья голова лучше.
А что касается Артемиуса - согласна с Annanaz: на таком посту сидят те, кто прошел град из кирпичей.

Когда на кону государство, народ склонен принимать рискованые решения. Тот же ГКЧП тому примером.

ГКЧП закончил плохо. Так что рискованные решения не всегда успешны. Появись у Императора достойный соперник и не быть-бы ему Императором.

Ну, ты категорична: не надо Палыча недооценивать. Говорить, будто он пришел к власти только потому, что соперники ему были не ровня, ошибочно в корне. Начать с того, что он не столько отдельным личностям противостоял, сколько целой системе с устоявшимися законами и закономерностями развития, используя их себе на благо - а это выдержки и ума требует колоссальных. Более того, его учитель отнюдь не идиотом был - а опасности, которую собой ученик представлял, не заметил. И не надо про то, что он "убил учителя во сне": если посмотреть на книгу, то Плэгас вполне мог бы догадаться, что ученик хочет избавиться от него, предпосылок была масса. Обвести вокруг пальца такого же гениального интригана, многократно превосходящего Палыча в опыте, - чем не противостояние с достойным противником? Ведь далеко не всегда оно имеет форму открытой вражды.

Что касается рискованных решений, то тут все зависит от того, насколько они своевременны и как хорошо претворены в жизнь.

Да как раз это "убил учителя во сне" и есть самое лучшее в Сидиусе: он показал, что он, Сидиус, не тупой громила, который прирезал старичка в "честном" бою, а переинтриговал учителя. Чем ступил на прямой путь к триумфальному выходу из тени и уничтожению идиотского "Правила Двух".

Притом избавился от него именно в нужный момент, получив от учителя все, что тот мог дать, и уничтожив, когда тот стал мешать. А не по принципу: "Я должен убить учителя, чтобы доказать, что сильнее". Никакой религии - один холодный расчет.
А Правило, как мне кажется, было придумано с одной целью: обосновать наличие в фильмах только двух ситхов.

Вобщем, конечно, можно восхищаться Палпатином за его хитрость и ум, но, согласитесь : "убил старика во сне" звучит как-то некрасиво. Видимо из-за этого еще ситхов считают тварями коварными и лишенными чести. На их фоне джедаи, даже занявшиеся похищением детей выглядят более выигрышно.

Именно поэтому в романе "Дарт Плэгас" эта тема раскрыта как логичный ход, потребность в "красоте" которого меркнет перед необходимой эффективностью.

Не надо забывать, кем тот старик был) В могуществе он Палпатину как минимум не уступал, да и по душевности своей тоже. Плэгас в миру — жестокий, хитрый олигарх (криминальный авторитет по совместительству), который над словами «честь и совесть» в лучшем случае бы посмеялся. Против Плэгаса попросту обернули его же методы.
Что до коварства и странных (если не отсутствующих) представлений о чести... так кто же спорит? Но о какой чести вообще может идти речь в политике? Это, увы, недопустимая роскошь. Разве что как лозунг и/или красивое прикрытие для своих действий сгодится.
Я не пытаюсь сказать, что это хорошо и с такими людьми было бы приятно иметь дело в реальной жизни. Я о том, что Палпатин (третьеэпизодный как минимум) — не лучше и не хуже многих политиков его уровня, живших на самом деле.

Согласна полностью)

Согласна полностью. Но иногда хочется чего то такого...хм-м... красивого.

На самом деле - гораздо лучше. Палыч хотя бы хочет чего то, помимо личного обогащения и впридачу умеет добиваться успеха. В общем, профессионал. Из реально живущих... Да что там Палыч! Их даже с литературным персонажем сравнивать неловко!

А мне кажется, что Палпатина вообще ничего кроме Силы не интересовало. Поэтому он и пропустил момент, когда Вейдер стал слишком интересоваться сыном. На Галактику ему было абсолютно наплевать.

Мы это уже обсуждали неоднократно, разве нет?) Будь Палпатин обыкновенной эгоистичной сволочью, он не стал бы строить государство вроде Империи.Чем больше государство и авторитарнее правитель, тем тяжелее этому самому правителю жить: управление страной таких масштабов - колоссальная работа, требующая невероятного напряжения и самоотдачи. Ни времени, ни сил насладиться гипотетическими и крайне сомнительными радостями абсолютной власти попросту не остается. Сама посуди: полжизни убить на то, чтобы реорганизовать Республику в Империю, проворачивать опаснейшие авантюры, вести войну, дирижируя обеими сторонами и - ах да! - не забываем о повседневных обязанностях правителя, и все - чтобы эго свое потешить? И, наверное, править Империей (находящейся в процессе становления, кстати, - или все структурные реформы сами собой в жизнь претворились?) - тоже дело плевое и приятное, особенно после такого тяжелейшего кризиса, как Война клонов. Ну да, все ради своего эго...

Что касается Силы - лично мне кажется, что как раз для Палпатина Сила была не более чем крайне полезным инструментом.

А вообще, хедканон у каждого свой: фильмы детализацией не страдают, а потому очень многое приходится додумывать и трактовать. РВ - внутренне противоречива и местами бредова. Так что сколько фанатов, столько и мнений.

В том то и дело, что он по-моем ничего особо не реорганизовывал. Там где чуть что-то застопоривалось, он банально устранял препятствие "простыми" методами. Ему Империя вообще нужна была только постольку-поскольку. Не надо думать, что Альянс вырос только на самолюбии его лидеров. База у Альянса складывалась именно из недовольных Империей, и она оказалась такой сильной, что победить Альянс Император так и не смог. И все почему-то забывают про гибель Альдераана. Царь по определению не может быть хорошим, если у него бояре плохие. А Таркин - его ставленник. Я вообще считаю, что после Альдераана он еще долго продержался. Но это была уже агония.


Хм.. Я понимаю, что в споре истина не рождается. И у каждого ЗВ свои и они уже давно и сильно отошли от канона.

Вот именно: хотя и в этом сообщении я бы поспорила с каждым пунктом, но смысла в том не вижу - все равно каждый при своем мнении останется) Я думаю, что канон слишком схематичен, чтобы следовать ему, будто какому-то религиозному догмату. В каждом фике видение и вселенной, и персонажей свое.

С ареста канцлера не прошло и суток, но произошедшие после него перемены уже чувствовались так же явственно, как резкое похолодание после летнего тепла. По крайней мере, для Исанн это было примерно так. Если раньше девочка твердо верила, что все будет хорошо, – даже пережитый во время сепаратистской бомбардировки ужас поколебал ее уверенность совсем немного и ненадолго, – то теперь страх преследовал ее неотступно. Она даже отвлечься ни на что не могла: казалось, весь Корускант был пропитан тягостным ожиданием катастрофы. В СМИ же творился какой-то нездоровый, лихорадочный ажиотаж – мол, что же будет, чьи же головы полетят?

Весело им – всяким экспертам и прочим любителям почесать языком! А у кого-то вся жизнь на кону стоит. Ах, как здорово это пообсуждать и прогнозы построить!

Девочка закусила губу, чувствуя, что еще немного, и она глупо и очень по-детски расплачется. Или взбесится: она всегда злилась, когда ей было страшно. Уже сейчас ее так и подмывало что-нибудь разбить или сорвать накопившиеся эмоции на надоедливой гувернантке, но Исанн сдерживалась: это было бы еще глупее, чем лить слезы. Поэтому она просто стояла, обхватив себя руками и глядя в окно. Лучше бы, наверное, не глядела: патрули, вышагивающие по широкому проспекту далеко внизу, даже с такого расстояния выглядели зловеще. Не они сами, конечно: девочка догадывалась, что патрульные здесь в том числе для того, чтобы защищать ее... но именно это и было жутко: значит, есть от чего защищать. Значит, точно что-то нехорошее должно случиться.

Зябко передернув плечами, Исанн отошла от окна и с ногами залезла на диван. Собралась было включить голопроектор, но вспомнив, о чем сейчас говорят по всей ГолоСети, отдернула руку от вмонтированного в подлокотник пульта. Ну к хаттам.

Какое-то время она сидела в тишине, сцепив руки в замок и уставившись в одну точку. За окном сгущались сумерки, погружая гостиную в полумрак. А дурацкие мысли в голове все множились и множились... и почему-то назойливее их всех было воспоминание о сегодняшнем дне в школе. О том, как девчонки, еще вчера готовые на все, лишь бы войти в круг ее подружек, шарахались от Исанн, как от прокаженной, и ядовито перешептывались за ее спиной:

" – Недолго ей нос задирать осталось: как ее папашу в тюрьму бросят, так сразу скромнее станет!

– Да кто ее здесь держать будет? В приют отправят, как сиротку. И поделом: а то гонору, как у принцессы!"

Девочка стиснула кулаки, до боли впиваясь ноготками в кожу. Ничего, пусть себе эти дуры, сенаторские дочки, хихикают, сколько влезет – такая смешливость обычно от куриных мозгов бывает. Просто их папаши, разжиревшие на воровстве и взятках, очень хотят верить, что канцлер и его "цепной пес", Арманд Айсард, скоро перестанут мешать им жить на широкую ногу... да только рано они обрадовались! Канцлер еще жив. Ее папа – на свободе, и Исанн бы посмотрела на смельчака, который вздумает его в чем-то обвинить! И армия, и флот верны присяге, они не станут подчиняться каким-то джедаям и их прихвостням из
Сената. Так что все будет хорошо. Не может быть по-другому.

"Мы еще посмотрим, кто будет смеяться, когда канцлер вернется к власти".

Представив себе, как на чрезвычайной сессии верные Палпатину сенаторы в один голос провозглашают его единственным законным правителем Республики, а джедаев – преступниками, девочка чуть приободрилась. Примерно на полминуты – а потом фелинксы заскреблись на душе с удвоенным энтузиазмом.

Если бы все было так здорово, в небе сейчас мирно курсировали бы гражданские спидеры, а не тяжело рассекали воздух бронированные полицейские транспортники.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Исанн собралась было заняться какой-нибудь ерундой – скажем, порисовать или поупражняться в игре на фортепиано, – когда услышала звуки шагов. Проходили, похоже, двое человек, причем мужчин – поступь обоих была тяжелой, явно не женской.

"Один – точно папа, больше некому. А вот кто второй?"

Исанн беспокойно заерзала на диване, борясь с искушением выскочить в коридор и пристать к отцу с расспросами. Появление гостей в такое раннее время означало только одно: случилось нечто из ряда вон выходящее, и папе требовалось срочно обсудить это с кем-то из союзников. В последний раз такое было накануне нападения сепаратистов на Корускант...

Усилием воли она заставила себя остаться на месте и затаить дыхание. Что-то однозначно случилось. Что-то опять пошло не так. А это значит, что если Исанн попадется отцу на глаза, то он отправит ее в детскую или классную комнату, под бдительный надзор гувернантки – чтобы дочь не услышала чего лишнего и под ногами не путалась.

Девочку такой вариант не устраивал категорически: она была твердо намерена выяснить, что стряслось на этот раз. Пусть даже это знание добавит ей ночных кошмаров, в которых и так недостатка не было.

Выждав, пока взрослые минуют двери гостиной и отойдут на порядочное расстояние, Исанн на цыпочках выскользнула в коридор.
Первым делом метнулась на первый этаж, в кухню: она давно уже наловчилась подслушивать разговоры, приставляя стакан к стене соседней с отцовским кабинетом комнаты. Обратно к лестнице пробиралась, навострив уши и воровато озираясь по сторонам: большую часть прислуги отец распустил пару недель назад, оставив хозяйство на дроидов, но гувернантку увольнение почему-то не коснулось. У Исанн давно уже зародилось подозрение, что та была как минимум внештатной сотрудницей ССБ – по крайней мере, обо всех провинностях подопечной она докладывала работодателю со скрупулезностью профессиональной стукачки. Не хватало еще попасться ей на глаза в самый неподходящий момент.

Но все прошло благополучно: никем не замеченная (даже дроидов по дороге не встретилось), Исанн добралась до маленькой комнаты отдыха, уже год как служившей ей "постом прослушивания". Здесь было куда удобнее и безопаснее "совать нос не в свои дела", чем стоя под дверью: слышно было лучше, а ловили реже. Вернее, до сих пор не ловили ни разу.

Удобно устроившись на пуфе, она приложила стакан к стене и прижалась ухом к его донышку. Голоса, до этого неразборчивые, сразу стали звучать отчетливей. Несмотря на волнение, от которого сердце бешено колотилось, казалось, где-то в районе горла, девочка улыбнулась: папин кабинет был буквально нашпигован всевозможной аппаратурой против электронной прослушки, а от таких грубых и примитивных методов защиты не имелось.

Выровняв дыхание и сосредоточившись, Исанн обратилась в слух...

* * *

– Не думаю, что у них хватит на это духу, Арманд. Бейл Органа, Мон Мотма, прочие... они могут громко разглагольствовать в Сенате. Могут ловко жонглировать законами, подкупать, шантажировать, баламутить воду еще сотней способов... но планировать вооруженное сопротивление? Не их стиль.

Несмотря на категоричность собственных слов, Сейт Пестаж не выглядел таким уж уверенным. Человек, будучи абсолютно убежденным в своей правоте, смотрит на собеседника чуть свысока и всем своим видом выражает нежелание слушать. Пестаж же явно обдумывал слова собеседника, судя по тому, как было напряжено его лицо и беспокойно постукивали по подлокотнику кресла длинные "паучьи" пальцы.

– Стиль – штука гибкая, меняется в соответствии с ситуацией. Факты же, – Арманд выразительно хлопнул ладонью по инфопланшету, – складываются в довольно неприятную картину. Планетарные вооруженные силы исподтишка приводятся в боевую готовность, Сейт, это я могу тебе точно сказать о Чандрилле, Набу, Родии, Кореллии и еще паре десятков миров. В "спортивных секциях" и "молодежных кружках по интересам" народное ополчение тренируют уже не меньше года...

– Не ты ли говорил, что народ готов за канцлера хоть сейчас пойти на штурм Храма?

– Я говорил, что это касается наиболее стратегически важных миров, включая Корускант, – но не всех. Кое-где настроения прямо противоположные. А Таркину следовало бы пообщаться с некоторыми своими коллегами, прежде чем распинаться о том, как крепко моффы держат в руках свои сектора.

– И ты всерьез полагаешь, что не успеет Палпатин вернуться на трон, как нам придется разбираться с повстанческим движением?

– На трон? – Арманд скептически фыркнул. – Торопишь события. Для того, чтобы взойти на трон, нужно еще собрать государство по частям. А мы до сих пор не решили проблему предыдущих сепаратистов, чтобы разбираться с новыми.

– Не думаю, что наши господа демократы осмелятся поднять свои миры на вооруженную борьбу. Они хорошо понимают, что в условиях военных действий нам простится даже База Дельта Ноль – общественность спишет на борьбу с сепаратистами. Да и воевать с Республикой... что значат планетарные вооруженные силы, наемники и народное ополчение по сравнению с республиканским флотом и ВАР? Смех один.

Пестаж по-прежнему держался уверенно. И все же он нервничал, сомневался: это было заметно по тому, как часто и широко раздувались его ноздри при дыхании, как время от времени застывал его взгляд, фиксируясь на одной точке.

"Хорошо, что сомневается. Значит, видит дальше собственного носа".

– Флот и армия, – с нажимом произнес Арманд, чуть подаваясь вперед, – состоят из живых существ. Существ с собственными приоритетами, интересами и привязанностями. И далеко не все эти существа преданы канцлеру и государству сильнее, чем правительствам своих родных планет. Хаттовы двойное подчинение и двойная лояльность – вечные беды Республики, и чтобы изжить их полностью, нам потребуется не десять и даже не двадцать лет. Если сейчас та же Кореллия торжественно объявит о сецессии, как ты думаешь, за кем последует подавляющее большинство офицеров-коррелианцев?

– Разве твои молодцы получают жалованье не за то, чтобы подобного не случилось?

– За это в том числе. Но ССБ – сдерживающий фактор, а не панацея, ты это прекрасно понимаешь. Полностью исключать возможность бунтов я бы не стал.

Судя по тому, что на сей раз Пестаж смолчал, едва заметно кивнув, он тоже не страдал неуместным оптимизмом на этот счет.
Пусть большая часть флота и армии была преданна канцлеру, но в условиях нынешнего раздрая и нелояльные десять процентов могли доставить немало проблем...

"У нас вообще основная проблема в том, что все хорошо в целом. А как присмотришься, понимаешь: частностей набирается слишком много, и все они препротивнейшим образом дополняют друг друга".

– Кроме того, даже без перебежчиков некоторые миры будет сложно призвать к порядку: вспомни кампании против сепаратистов – легко было взять ту же Кейто-Неймодию, даже имея полный карт-бланш на применение силы и относительную сплоченность наших рядов? И джедаи, которые сейчас десятками самовольно покидают фронт и бегут не к кому-нибудь, а к нашим неблагонадежным друзьям, в этот раз окажутся не на нашей стороне. Если не принять меры вовремя, повстанцы могу превратиться в силу, с которой придется считаться.

– Неорганизованную, разобщенную и уступающую Республике по всем показателям.

– Верно. Но бунт – он как чума, Сейт: вспыхивает непредсказуемо, распространяется быстро, лечится трудно. А мне, признаюсь честно, война до смерти надоела. Хотелось бы, как бы наивно ни звучало, воочию увидеть тот мир и порядок, о котором мы говорим в пропаганде.

Пестаж мотнул головой – проявление эмоций, которое редко можно было заметить за ним:

– Все-таки любишь ты видеть наштаха в садовой ящерке. Даже если и вспыхнут бунты на паре-тройке планет, подавить их будет нетрудно – рычаги у нас есть, и не только военные. Конфедерация могла бы осложнить задачу, но мы оба знаем, что она дышит на ладан: банкроты, которые доживают свои последние дни на жалкие остатки кредитов, выданных разорившимся банковским консорциумом... – он саркастически улыбнулся тонкими бескровными губами. – Я понимаю твое беспокойство, Арманд, но не разделяю. В худшем случае мир и порядок придется отложить на пару лет. С каких пор тебя заботят подобные мелочи?

– С тех же, с каких они заботят Палпатина. Лично я не хотел бы объясняться перед ним, почему за время, что он оставался не у дел, его государство уменьшилось на треть.

Последняя фраза произвела должный эффект: Пестаж переменился в лице и судорожно стиснул пальцы – похоже, в красках представил себе недовольство Палпатина таким исходом.

– Надо полагать, с нашими военачальниками ты уже поделился этими соображениями?

– Только необходимым минимумом. Точно так же, как и с моффами – я дал им ровно столько информации, чтобы они обратили внимание на прямые угрозы. Всего масштаба проблемы некоторым лучше не знать: тут же охоту на ведьм устроят, а то и чего похуже.

Пестаж одобрительно кивнул:

– Верно, бестолковые инициативы нам сейчас ни к чему. Рад, что ты понимаешь это. Что касается твоего предупреждения, то не думай, что я не отнесся к нему всерьез... но в первую очередь нас всех должен волновать исход голосования и сохранность наших голов – остальное может подождать до тех пор, пока Палпатин не вернется к власти.

Вдруг лицо его помрачнело. Откинувшись на спинку кресла, Пестаж сложил пальцы домиком – как часто делал в минуты волнения, чтобы не выдать его другими, более нервными жестами.

– Мне вот что совсем не нравится в этом раскладе, Арманд... если джедаи вместе с их сторонниками из Сената действительно готовят открытый бунт, то жизнь Палпатина находится в большей опасности, чем мы предполагали раньше. Знаю, у пятьсот первого легиона план штурма продуман от и до, но я бы не хотел полагаться во всем на клонов: джедаев нельзя недооценивать, они могут держать оборону дольше, чем мы предполагали...

– Значит, канцлеру может потребоваться защита кого-то постороннего. Кого-то, кто сможет оказаться рядом в тот момент, когда джедаи замыслят убийство.

– Никогда так не радовался этой твоей хитрой ухмылке. Есть кандидатура на примете?

– Полагаю, ты догадываешься.

– Скайуокер уже подвел нас однажды, – Пестаж скривился, будто сама эта фамилия была ему отвратительна. – Возможно, Палпатин и ставил на него, но ставка эта не сыграла.

– Не сыграла один раз, сыграет в другой, – Арманд равнодушно пожал плечами. – Надо уметь давать людям второй шанс, Сейт. Если я хоть что-то понимаю в происходящем, то сейчас парнишка стоит гораздо ближе к верному пути, чем в ту ночь. Нужно только подтолкнуть его еще немного.

Пестаж не мог знать, что на экране планшета, по которому Арманд в задумчивости постукивал пальцем, отображалось дело Падме Амидалы Наберрие – оппозиционерки, заговорщицы... и любимой женщины одного очень далекого от идеала рыцаря-джедая.

"Все-таки есть рациональное зерно в джедайском вероучении: эмоциональные привязанности – самая полезная человеческая слабость после глупости и тщеславия".

* * *

Разговор продолжался так долго, что у Исанн заболело ухо и онемели пальцы руки, в которой она сжимала стакан. Девочка с жадностью ловила каждое слово, не обращая внимания на эти мелкие неудобства: как о них вообще можно думать, когда она, одиннадцатилетний ребенок, оказалась посвящена (пусть без отцовского ведома, но так даже интереснее!) в тайны, о которых не знали даже моффы и генералы?! Азарт и любопытство даже ненадолго заглушили страх перед войной... до тех пор, пока отец не упомянул о своем давнем враге, Роланде Артемиусе. О том, что тот делает все, чтобы помешать сторонникам Палпатина добиться цели. Что, быть может, попытается арестовать отца, Пестажа или Маса Амедду – безо всяких доказательств, просто натравив на них верные войска Департамента юстиции...

Вот тогда у девочки неприятно екнуло сердце и пересохло во рту. В голове крутились, все никак не желая затихать, слова:
"Время игры по правилам закончилось с арестом Палпатина. Для них это столь же очевидно, как и для нас".

В тот момент ей вновь стало страшно. Но не это заставило ее отпрянуть от стены, не дослушав разговор до конца. Не из-за этого она сидела сейчас на диване в другом конце комнаты, прижав колени к груди и до крови кусая губы.

Отец и Пестаж говорили что-то о ее матери. Немного и не очень понятно: отцу явно была неприятна эта тема... но обсуждали они ее пропажу как какое-то преступление, следы которого нужно скрыть.

Но это же ерунда какая-то! Исанн хорошо помнила, что мама ушла сама, а папа просто не стал искать – слишком устал от ее бесконечных истерик и претензий, чтобы пытаться сохранить брак. Но он очень ее любил, несмотря ни на что, и точно не причинил бы ей вреда! Или...

"Нет, – сердито отрезала девочка. – Никаких "или". Просто этот гад, Артемиус, пойдет на все, чтобы бросить папу в тюрьму и сделать при этом вид, что действует по закону".

Мысль, что женщины из богатых семей просто так не исчезают, Исанн со злостью отбросила. Галактика большая, а мама в последнее время вела себя очень странно. Улетела на какой-нибудь Кашиик, к мохнатым вуки, за права которых так переживала, и ищи ее теперь...

Она так увлеклась своими переживаниями, что не услышала шагов за дверью – только вздрогнула от неожиданности и испуга, когда в комнату вошел отец. Уже по тому, каким хмурым и суровым взглядом он смотрел на дочь, застывшую от страха и по-прежнему сжимавшую в руке стакан, было ясно: оправдываться бесполезно.

– Сколько раз, – прогремел Арманд, зловеще нависая над девочкой, – я говорил тебе, чтобы ты не смела подслушивать разговоры?!

– Часто, – прошептала Исанн, вжимаясь в спинку дивана и отчаянно желая просочиться через нее и провалиться сквозь стену.
– Пап, прости меня, пожалуйста...

В этот момент она совершенно позабыла о том, что почти взрослая: в прошлый раз отец грозился выпороть ее до крови за подслушивание и сейчас, судя по всему, намеревался эту угрозу исполнить.

– Ты хоть понимаешь, что может натворить маленькая девочка, которой известны такие вещи? Что ты способна так навредить, как немногие шпионы сумеют?!

– Но я не... ай! – конец фразы оборвался жалобным вскриком: Арманд залепил девочке такую пощечину, что у нее зазвенело в ушах. Едва она смогла поднять голову, как немедленно получила еще и подзатыльник, который чуть не сбросил ее с дивана.

– Умный враг, – прорычал Арманд, схватив дочь за подбородок и рывком запрокинув ей голову, – способен извлечь выгоду из любой информации. Даже из пары слов, случайно сказанных глупой маленькой девочкой. Ты можешь сама не понимать, что сболтнула лишнего – в то время как какой-нибудь Артемиус уже сделает из твоего невинного детского лепета нужные выводы. Ты этого хочешь, когда суешь нос в дела, которые тебя не касаются?

– Я же с ними не разговариваю! И не буду никогда, я не такая глупая!

Исанн всхлипнула, изо всех сил пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания – со слезами уже не получилось, и они градом катились по раскрасневшимся щекам. Чего она в тот момент испытывала больше – стыда, обиды или страха, – девочка и сама бы не могла сказать.

– Сейчас такое время, дочь, что тебя могут и не спросить.

Тяжело вздохнув, Арманд отпустил ее. Потянулся было к пряжке ремня, но смерив взглядом зареванную, испуганно сжавшуюся дочку, с раздражением махнул рукой.

– Твое счастье, что у меня нет времени как следует наказать тебя. Но ты добилась того, что в твое благоразумие я больше не верю. Теперь ты и шагу без ведома мадам Дереле не сделаешь: возможно, более строгий надзор помешает тебе творить глупости.

Исанн, потирая щеку, хмуро смотрела отцу вслед, пока он не скрылся в коридоре. С каждой секундой стыда за свой проступок девочка испытывала все меньше: его стремительно вытесняли обида и злость. Вместо того, чтобы толком что-то объяснить, ее отлупили и отчитали, как несмышленого ребенка. И будто этого мало, собираются лишить даже той невеликой свободы, что у нее была!

Вскочив на ноги, Исанн бегом кинулась в свою комнату: пусть ей запрещалось бегать по дому, но эмоции ведь надо куда-то деть! Ворвавшись к себе, она с размаху плюхнулась на постель – с которой тут же вскочила, заслышав писк комлинка.
Как оказалось, пришло сообщение от Сейли, ее подруги – одной из немногих настоящих, если не единственной. Она приглашала сходить куда-нибудь в кафе, развеяться после школы.

Исанн задумчиво покрутила комлинк в руках. Та часть ее сознания, которая считала себя взрослой и разумной, была категорически против: сейчас выходить на улицу было небезопасно, а уж тем более в одиночку, не предупредив телохранителя – который наверняка упрется и скажет, что гулять подопечной не положено. Но... это всего лишь поход в кафе с подружкой, что плохого может из этого выйти? К тому же отец вряд ли шутил, говоря, что скоро Исанн и шагу нельзя будет сделать без ведома гувернантки. И что, она должна бездарно растратить последний день свободы, сидя в комнате и мучаясь кошмарами наяву?

Ну уж нет! Раз к ней относятся как к ребенку, почему бы действительно им не побыть?

Интересно, почему Айсард так уверен, что Энакин примет "правильное" с его точки зрения решение?

И какой ответный ход сделают джедаи? Ведь это фф, а значит можно отступать от канона.

Он этому намерен поспособствовать)




Про джедаев - следующей главой) Но действуют они согласованно с республиканцами. Отступления от канона будут, и значительные: концовка фанфа продумана, теперь к ней надо только подвести.

Такого оживления Храм не видел с начала войны. В коридорах, прежде тихих и пустынных, теперь не смолкали звуки шагов и голоса. Переговаривались обычно рублеными, короткими фразами – время степенных бесед ушло, и неизвестно, когда еще вернется. То и дело раздавался топот множества детских ног: проходили нестройными рядами группы юнлингов. На одну из таких Энакин наткнулся и сейчас. Малышня испуганно жалась друг к другу, озираясь вокруг с видом ведомых на убой овечек; те, что постарше, производили еще более тягостное впечатление: сосредоточенные и серьезные, они походили на переодетых в солдат детишек, которых вместо веселой игры вели на настоящий фронт.

Возможно, это было недалеко от истины.

Энакин посторонился, давая детям пройти. Поймав на себе заинтересованные, полные восторга взгляды ребятни, улыбнулся – получилось, правда, криво и мрачновато. На улыбку посветлее и поискреннее он сейчас не был способен.

Сухопарая, неопределенного возраста воспитательница повела юнлингов дальше – не приходилось сомневаться, что к ангарам. Орден, наплевав на всякую секретность, в открытую вывозил с Корусканта все, что только можно было вывезти: в первую очередь, разумеется, самих джедаев (особенно малышню и других небоеспособных), но не забывал и про артефакты, архивы, тонны других, самых разнообразных, грузов... за день через ангары Храма прошло больше судов, чем через космопорт Мос-Эспа – за месяц.

Впрочем, оставлять Корускант джедаи пока не собирались.

На ходу Энакин машинально кивнул в знак приветствия двум рыцарям, вполголоса переговаривавшимся у окна. Он едва ли знал их – встречался, возможно, пару раз в коридорах Храма, не запоминая ни лиц, ни имен, – но мог сказать наверняка, что эти двое только что явились с фронта. Как и многие другие рыцари и магистры, были отозваны в столицу, ничего не зная о последних событиях и недоумевая, что же могло оказаться важнее борьбы с сепаратистами. Даже не подозревая, что, возможно, будут вынуждены в скором времени защищать Храм от вчерашних союзников.

"Как там говорил Оби-Ван? Надеемся на лучшее, но готовимся к худшему?"

Энакин уже и не знал, как здесь можно на что-то надеяться. Может быть, ему и впрямь не следовало заходить к Сидиусу. Может быть, старый мерзавец каким-то хитрым образом влияет на его разум, заставляя верить в неизбежность поражения... но факты, хатт их возьми, факты! Не в пользу Ордена они складывались. И не в пользу Падме, которая в первых рядах будет выступать за то, чтобы Сидиуса оставили за решеткой.

Слишком уж много было желающих вытащить его оттуда.

Ноги будто сами собой принесли Энакина к одному из внутренних дворов. Пара деревьев, аккуратно постриженный газон, белые каменные дорожки, невысокие скамейки из светлого дерева... едва уловимый запах гари в воздухе.

Искаженные злобой лица, казалось, не принадлежали разумным существам. Разуму не было места в обезумевшей толпе, как не было в ней места и отдельным личностям – здесь каждый являлся лишь частичкой монолитной чудовищной силы, готовой стереть в порошок, смять, уничтожить... кого – уже не столь важно. Первый выстрел, первое ножевое ранение – а может быть, и банальный удар кулаком в лицо, уже и не узнать, – и была перейдена та грань, за которой еще существовали здравый смысл, какие-то объяснения и причины. Теперь толпа просто жаждала крови и шла вперед, подбадривая себя звериным ревом. Кто-то падал, не сумев удержать равновесие; кто-то задыхался, зажатый между чужими спинами и плечами, но остальные продолжали свое неумолимое движение.

Воздух всколыхнулся, лица тех, кто стоял в первых рядах, обожгло жаром: где-то разорвалась бутылка с самодельной горючей смесью. Послышались звуки выстрелов – редкие, но доносившиеся словно бы со всех сторон: в царящей суматохе невозможно было определить их направление. Оглушающе взвыл сигнал тревоги; что-то басовито и угрожающе прогрохотал громкоговоритель. И тут же со стороны Храма в толпу ударили мощные струи воды, буквально сметая протестующих; часть площади заволокло клубами слезоточивого газа...

Видение еще не успело растаять перед глазами, а Энакин уже со всех ног мчался к главному входу Храма, крепко сжимая ладонь на рукояти светового меча. Он даже не задумывался, что собирается предпринять: просто чувствовал, что должен быть там, что не может оставаться в стороне. Кровь бешено стучала в ушах; пьянящее предчувствие боя ненадолго вытеснило из головы дурные мысли...

...Вот только когда Энакин добрался до места, все уже было кончено. В огромном вестибюле толпились рыцари и магистры, угрюмо переговариваясь между собой. Многие до сих пор сжимали в руках световые мечи, но по обрывкам разговоров, что уловил Энакин, было ясно: буря миновала, едва начавшись. Вернее, затихла до поры. Какой-то падаван – мальчишка лет шестнадцати, растрепанный и запыхавшийся от бега – вообще не успел понять, что произошло, и теперь засыпал вопросами своего наставника, по-детски дергая того за рукав.

С некоторым трудом пробравшись через толпу к воротам, Энакин хмуро кивнул магистру Цину Драллигу:

– Кажется, я что-то пропустил?

Мастер клинка едва удостоил Энакина поворотом головы. По его виду можно было предположить, будто не произошло ничего серьезнее потасовки между падаванами – разве что недовольные складки в уголках рта обозначились резче обычного.

– Попытку вымазать джедаев в невинной крови. Успешную, надо полагать.

– Были жертвы?

– Не так много, как могло бы быть. Но больше, чем хотелось бы.

Драллиг замолчал, явно полагая, что дал исчерпывающий ответ. Снова впился взглядом в огромные двери. Впечатление было такое, будто их надежность магистр оценивал весьма критически. Не исключено, что часть его неодобрения была направлена и на Энакина, зашагавшего к выходу, едва дослушав ответ до конца.

С террасы открывался великолепный вид на заполоненную демонстрантами площадь. В ходе столкновения полиция оттеснила толпу от подножия Храма, и теперь между кордоном и протестующими протянулась эдакая "нейтральная полоса" – пустующий участок мостовой, с которого сейчас спешно уводила (и уносила) раненых прибывшая с удивительной расторопностью врачебная бригада. Вокруг с энтузиазмом стервятников, почуявших падаль, вились съемочные группы всевозможных каналов ГолоСети. Ветер доносил резкие запахи дыма, горящего топлива и слезоточивого газа; слышался низкий гул множества голосов – казалось, кто-то ненароком разворошил улей крупных и крайне агрессивных насекомых.

В целом, все соответствовало видению. Разве что масштабы оказались куда меньше: Энакин видел бойню, на которую эта стычка не походила ни продолжительностью, ни последствиями.
Значило ли это, что его видения неточны? Искажены его собственными страхами, как говорил Палпатин?

"Или будет еще одно столкновение, помасштабнее. А оно наверняка будет, если не разогнать отсюда эту толпу. Да и разгон ее тем же закончится..."

Тяжелый вздох вырвался из груди хриплым клекотом; костяшки пальцев, все еще сжимавших рукоять светового меча, побелели.

"Падме нечего делать на этой планете", – подумал он, чувствуя решимость хоть взять жену в охапку и, забросив на ее любимый "Нубиан", отправить на Набу на автопилоте. Пропади они пропадом, планы Делегации, с ее членами вместе! Падме из этой трясины нужно вытаскивать как можно скорее.

"А что дальше? Оставшись с Орденом, поставить крест на спокойной жизни, о которой так мечтал? Позволить жене и ребенку жить в раздираемой гражданской войной галактике? Не лучше ли тогда сразу забыть о них, посвятив себя погибающему Ордену? Пора определиться, чего ты хочешь, Скайуокер. Пока еще не поздно".

Энакин до хруста стиснул зубы.

"Шли бы вы к хаттам, лорд Сидиус", – прошипел он мысленно и сам едва не расхохотался – желчно, полубезумно: да с чего он вообще взял, что Сидиус способен телепатически общаться с ним? Как удобно: каждую подлую, предательскую мыслишку приписывать ситху!

Или же – каждую рациональную мысль?

Ведь это правда. И правдой быть не перестанет, как бы мерзко ни было это признавать, как бы ни хотелось поверить в иной исход.

"Позже. Сначала – Падме. Ее безопасность прежде всего. Галактика, Орден, я сам... все это подождет".

– Энакин?

Он обернулся на голос. Надо же: и не заметил, как подошел Оби-Ван. Наверное, подкрадись к нему враг – обратил бы внимание, только получив очередь в спину.

– Наслаждаетесь видом, учитель? – осведомился Энакин, растянув губы в кривом подобии улыбки. Похоже, этот оскал постепенно становился его привычным выражением лица.

– Даже на окончание шоу успел. Отвратительное зрелище. В чем-то даже хуже, чем на фронте.

Оби-Ван, сдвинув брови, посмотрел вниз – на полицейский кордон, врачей, журналистов и злобно гудящую толпу. На его лбу залегла глубокая складка – как заметил Энакин, с недавних пор вовсе переставшая разглаживаться.

– Считаешь, Корускант долго еще будет чем-то от него отличаться?

Кеноби долго молчал – опустил голову и стиснул челюсть так, что на лице четко обозначились желваки. Когда Энакин уже решил, что бывший учитель принял его вопрос за риторический, тот наконец ответил – сипло, будто выдавливая из себя слова:

– У Совета есть... опасения. Сам видишь: готовимся кто к эвакуации, кто к осаде.

Снова повисло молчание. Некоторое время паузу заполнял лишь шум раскинувшегося внизу палаточного городка. Медицинский транспортник с гулом поднялся в воздух, забирая с собой пострадавших в стычке, следом потянулась пара журналистских спидеров. Большинство же осталось: собирать сенсации с протестующих и полицейских, чтобы потом подать в репортаже под кровавым, особо пикантным соусом.

– Даже не будешь меня ни о чем спрашивать?

– А зачем? Все равно не ответишь.

– А почему бы и не ответить? Я давно не держу тебя за ребенка, Энакин. Не хуже меня ведь понимаешь: даже если Сенат проголосует в нашу пользу, Палпатиновская хунта от власти так просто не откажется. Здесь расклад – или мы, или они. И все это хорошо понимают. Совет в том числе.

– Надеюсь, Совет понимает, что в одиночку мы много не навоюем?

– Конечно. Но дальше – не спрашивай. Сказать ничего конкретного не имею права.

Энакин понимающе хмыкнул, тщетно гоня прочь поселившийся в груди мерзостный холодок. Будто нужен ему был этот ответ – и так все ясно. Что понимает Совет, то понимает и Делегация. Вопрос только в том, кто уже согласился от лица своей планеты пообещать джедаям полную поддержку...

"Эх, Падме, Падме... во что же ты влезла?"

– Энакин?

– Да?

Подняв голову, он встретился взглядом с Оби-Ваном. Понимающий у него был взгляд, проникновенный. Как у человека, разделяющего с собеседником одну тайну на двоих.

– С Падме все будет в порядке. Я обещаю.

"Вот как? И что же ты можешь гарантировать ей, друг, когда в собственном будущем уверен быть не можешь?"

Его молчание Оби-Ван интерпретировал по-своему: шагнул ближе, улыбнулся – тепло и искренне.

– Сейчас не до Кодекса, Энакин. Я понимаю, как много она для тебя значит. И осуждать не собираюсь. Удивлен?

Энакин ухмыльнулся:

– Я давно уже не ребенок, Оби-Ван. И идиотом тебя перестал считать лет с восемнадцати.

И – после паузы:

– Спасибо.

"Но я предпочел бы, чтобы ее жизнь не зависела от Совета. Ему, увы, и самому защита не помешает".

Очень хорошо передана предгрозовая атмосфера. Я просто восхищена.

А вот насчет Падме уменя возник вопрос: а видит ли ее Энакин такой, какая она на самом деле? Хотя это уже не имеет значения: ребенок вот-вот родится, и если расстаться с женой Энакин еще может, то с ребенком - вряд ли.

Спасибо)))



А откуда мысль, что Энакин должен с ней расстаться?) Он ее любит, вообще-то...
Что до того, что Энакин не все о жене знает - разумеется, о ее делах в Сенате он не знает практически ничего. С чем и столкнется в скором времени. Но это не значит, что Падме только выглядит милой и наивной, являясь на деле расчетливой стервой. Наивность не мешает лезть в опасные политические аферы (если не способствует этому).

Не верю в ее наивность, она же с детства в политике. Там наивность должна была на корню увянуть. Наивность может быть у тех кто гологазеты читает и новости по головизору смотрит.

И это мы в личке обсуждали) Я твердо уверена, что шанс остаться наивной у нее был: Падме никогда не принимала решений (как политик и управленец), будучи эдакой говорящей куклой. Королева/король Набу - такой же символ как монарх в Великобритании (относительная власть Веруны, ИМХО, строилась на его хитрости и изворотливости - и, канонный факт, деньгах мафии). Ее "важная" роль в Сенате тоже сомнительна: она туда попала во времена правления Палпатина, когда эта структура уже толком ничего не решала. К тому же у Падме были более опытные (и трезвомыслящие) товарищи-оппозиционеры, которые и подскажут, что говорить надо, и поддержат. И почему бы тут наивной не быть? С чего ей учиться? И кому надо, чтобы она училась - ведь наивная идеалистка куда полезнее?

Но градус наивности по сравнению с фильмом я постараюсь чуть снизить) Совсем немного.